Все
Отредактировано:10.04.12 12:12
10 апреля 1866 года в полицейском участке Клина юнкер Горожанский щелкал каблуками перед заплаканной барышней. Молодому человеку было очень стыдно:как он смел заподозрить в воровстве это ангельское создание?Конечно же, никто не собирался красть чемодан. Конечно же, барышня выбежала с ним на перрон от испуга, что попутчик, посланный за лимонадом, отстанет от поезда. Теперь, пожалуйста,вместо милого флирта на красном диванчике купе - слезы, расшаркивания... Огорченный юнкер покинул участок. Девушка задержалась, чтобы написать под отеческую диктовку пристава о пропаже у нее, ко всем прочим неприятностям, трехсот рублей. Это заявление и стало документом, где впервые официально зарегистрирован факт встречи Закона с одной из самых незаурядных его нарушительниц.Шнейдла Сура Лейбова Блювшейн, она же Розенбад, она же Школьник, она же Бриннер, она же Рубинштейн, она же Сонька Золотая ручка.
Та,благодаря кому массмедийные цеховики открыли для себя скандальную знаменитость как ни с чем не сравнимый источник регулярного дохода. Им давно пора поставить ей памятник с надписью типа «Соньке Золотой Жилке от благодарных потомков». А если б все, кто за 1,5 столетия поимел с Соньки свой гешефт, сбросились по рублю, памятник можно было бы отлить из ее любимого металла. Ее биографию растащили на сюжеты и цитаты. Поделюсь только личными находками. В телесериале «Ликвидация» есть сцена. Одесский беспризорник снимает с маршала Жукова ручные часы к великому конфузу здешнего начальства и самого полководца, направленного, а точнее, сосланного в Одессу бороться с криминальным беспределом. Эта сцена— римейк реального Сонькиного перфоманса, в котором тоже участвовали и одесситы, в количестве, достаточном, чтобы покрыть всю набережную Карантинного мола, и градоначальник Зеленый Павел Алексеевич, тоже между прочим, герой войны, контр-адмирал, суровый, но справедливый, и арестанты, доставленные в гавань эшелоном, для отправки на теплоходе «Кострома» на Сахалин.
В обязанности градоначальника не входило встречать и провожать каторжные спецрейсы. Его, как и обычных жителей города, летним полднем 1886 года привело в порт любопытство. Вместе с капитаном Перпишиным и полковником Буниным он разместился в вип-ложе, т.е. на палубе. Туда по двое поднимались арестанты, чьи фамилии выкрикивал конвойный. Когда дошел черед до Соньки, генерал, приблизившись к миниатюрной преступнице, пожелал ей счастливого пути и попросил передать его соболезнования сахалинскому начальству. Женщина с растроганным выражением лица в ответ протянула Павлу Алексеевичу «на добрую память» его собственные золотые часы с накладным двуглавым орлом на крышке, и скромно поклонилась толпе, грохнувшей хохотом и аплодисментами. «Золотой теленок». Бубличные связки с обручальными кольцами, браслетами, перстнями, которыми был обвешан Остап, бредущий к румынской границе, состоят в близком родстве с метровыми бусами из тех же украшений, найденных у Соньки при обыске. «На вопрос следователя, зачем ей столько колец и браслетов различных размеров, арестованная объяснила, что по причине тонкой душевной организации склонна то к внезапным похудениям, то к полноте». Телеграмма «графиня изменившимся лицом бежит пруду» искаженная цитата из статьи журналиста Власа Дорошевича: «Во время процесса над Сонькой стол вещественных доказательств горел огнем от груды колец, браслетов, колье. „Свидетельница,— обратился председатель к одной из потерпевших,— укажите, какие здесь вещи ваши?“ Дама с изменившимся лицом подошла к этой Голконде. Глаза у нее горели, руки дрожали. Со скамьи подсудимых раздался насмешливый голос: „Сударыня, будьте спокойнее. Не волнуйтесь так. Эти бриллианты— поддельные“». Не знаю, что унаследовал Остап Ибрагмович от папы, турецкого подданного, но ирония и креатив у него явно от мамы, местечковой хипесницы. В «Кавказской пленнице» сдача Шурика в психбольницу как алкоголика в белой горячке, с бредом об украденной невесте— тоже классическая фишка из Сонькиного арсенала. В авторском исполнении она выглядела так: притворившись женой известного психиатора, Сонька отобрав драгоценности, повела ювелира Карла фон Меля к мужу «за одобрением и деньгами», где его и повязали санитары, потому что накануне аферистка нанесла визит врачу, предупредила, что приведет завтра супруга-ювелира, бредящего о счетах за бриллианты и оплатила его продолжительное лечение. О Соньке всегда весело и читать и писать. Когда-то в исторической библиотеке я прохохотала 5 часов без передышки, глотая отчеты журналистов о десятидневном суде над Сонькой, который при полном аншлаге состоялся в Москве в 1880 году. Чего стоило одно стихотворение одесского налетчика Володи Кочубчика, посвященное звездной подруге, и прочитанное им с выражением на судебном заседании:Рождена ты хоть цыганкой,
Смугла руками и лицом,
Но тебе пред итальянкой
Нет сравнения ни в чем.
Нет любви твоей милее,
Все бледнеют перед ней,
А всего один я, всех подлее,
Над ней смеюсь как дуралей.
А вот моя знакомая, жена крутого бизнесмена, испытывает к Соньке настоящую классовую неприязнь и полагает, что симпатизируют этой уголовнице только те паразиты, для кого воровство — единственное понятное средство восстановления социальной справедливости и доступный способ разбогатеть. Я ей не возражаю, потому что эти суждения, обычно, высказываются после очередной попытки заиметь отдельный от мужа капитал, для чего деньги, тайно изъятые у того же мужа, вкладываются то в МММ, то в «Чара-банк», то в «Властелину», то в "Экономический альянс"
