Все
Отредактировано:04.06.12 10:14
У меня есть подруга, нормальная деревенская ведьма. Думаю, лет сто-двести назад в годину засухи, мора или другой крестьянской напасти ее двор окружила бы угрюмая толпа с кольями и факелами. А может, и не окружила бы. Все-таки древняя новгородская земля, ласточкино гнездо вольности и волховства. Здесь и леса до сих пор языческие с филинами в дуплах, русалками на ветвях и коршунами в небе.
Занимается она, как и положено, цеховым ремеслом русских ведьм - врачеванием. В ее деревню, после короткого дорожного знакомства я приехала с незатейливыми планами сердечной штопки: купание, загар, парное молоко и чтобы этот дурак понял, какого совершенства он лишился. Но в первую же послеобеденную дремоту ворвались грохот, рычание и лязг. Под окнами гарцевал трактор с Пашей Ангелиной в тесной кабинке:
-Залезай на ступеньку, - велела стахановка, - поедем за морошкой.
До этого о морошке я только читала. О моченой. Последнее земное желание Пушкина. Пять ложечек из дрожащих рук Натальи Николаевны. Меня всегда радовало, что ягода оказалась в его доме. Могло бы, наверное, и не быть.
Я без колебаний вскарабкалась на ступеньку.
К концу десятиверстного ралли по кочкам и ухабам мои внутренности валялись обморочной грудой где-то на дне. На болоте, к которому мы уже пешком, в конце концов, продрались сквозь валежник морошкой и не пахло. Там вообще ничем не пахло. Не было даже комаров. Лишь кое-где облоданные остовы берез, вой потустороннего ветра и тонкий слой мха. Под мхом ощущалась бездна. Каждый шаг раскручивал кольца медленных бесшумных волн.
Когда лесной берег сплющился до темной каймы, страх победил гордыню:
- Где же морошка? Здесь нет никакой морошки!
- Есть, - возразил Вергилий-свет-Сусанин , раскачиваясь на гибельном насте, точно на батуте, - во-о-он там...
“ Во-о-он там” уже не скрываясь чернели инфернальные дыры. Одна из них двинулась мне наперерез. В ее антрацитовой глубине покачивался, раскинув руки, мертвый витязь. Неразумный хозар спустил тетеву, и стрела, описав тысячелетнюю дугу, ужалила в сердце.
Ее выдернула одним профессиональным движением подруга, сгрузив мою бездыханную оболочку на дощатый пол избы. Потопталась по спине, хрустнула шейными позвонками и поднесла ко рту ложечку янтарной морошки:
- Моченая? - полюбопытствовала я, отплывая в блаженную невесомость.
Я – девушка понятливая. Мне не надо повторять дважды. С тех пор пью молоко и загораю не для того, чтобы некто рухнул к моим палисандровым ножкам в тоске безумных сожалений, а потому, что молоко – это вкусно, а загар – это красиво. И не покрываю сердце орнаментом швов. Там, на болоте, я осознала тесную, теснее не бывает связь между его толчками и мной. И теперь, нащупывая пульс, не считаю, а зачарованно слушаю, словно шаманский бубен, его удары.
Нет. я не стала бегать трусцой и соблюдать режим. Ни одно из чувств не изъято мною из кровообращения и не девальвировано. Но я перестала отождествлять себя с ними. Я – больше. Как земля больше растений, которые на ней растут. Как небо больше облаков, которые его покрывают. Как жизнь больше событий, которые в ней происходят, даже если одно из них – любовь.Облака, уплывая, не забирают с собой небо. Любовь, уходя, не забирает с собой жизнь.
