ника, 59 - 5 июня 2012 20:59

ГАВРОШ

Возле моего столика над перилами летней террасы кофейни, в двух шагах от Невского проспекта, возникла мальчишечья макушка и рука с букетом:
- Тетя, купите цветы. Сто рублей... Ведь недорого?
Мое лицо автоматически приняло сосредоточенно-отчужденное выражение, освоенное взрослым населением страны в последние два десятилетия, когда чадолюбие перестало быть идеологическим лозунгом власти, а подземки мегаполисов заполнили нищенки с реквизитными младенцами, облепленные потомством беженцы и кинематографические беспризорники с губами, обнесенными парами клея.
Этот питерский гаврош выглядел почти по домашнему. А может, причина в том, что семилетний ребенок с цветами у моего поколения был, есть и будет прежде всего старорежимно связан со школьным последним звонком, на котором он сунет свой букет учительнице или выпуснице, счастливый от предвкушения: наконец-то каникулы и он снова на целое огромное лето свободен
Тем не менее я отрицательно помотала головой и отвернулась. Мальчишка меня отвлекал. Вместе с капучино и чизкейком я переваривала впечатления от прогулки по июньскому Петербургу и они были калорийнее любого десерта.
Первое потрясение ожидало меня на Дворцовой площади. Все ее пространство покрывали полиэтиленовые пакеты, пластиковые бутылки, пивные жестянки, фисташковая скорлупа. Городская свалка из фильма о жизни социального дна. Недоставало только воронья. Царский дом на заднем плане выглядел неуместно.
Что здесь было? Благотворительный обед для городских бомжей? Или акция протеста местных мусоровозов? Возле Александрийского столпа ловили за рукав туристов на предмет снимка государь Петр Алексеевич в зеленом камзоле, в ботфортах и с поляроидом и, судя по кокошнику и сарафану, государыня Авдотья Феодоровна, проклявшая этот град. Никакому постмодернисту нарочно не сочинить такой перфоманс: царь-западник в обнимку с опальной царицей-русофилкой по щиколотку в обертках от жвачки на фоне Зимнего дворца.
По каналам, огибающим Петропавловскую крепость, скользили гондолы. В них обнимались парочки. Романтический маршрут проходил строго вдоль стен казематов самой мрачной российской тюрьмы. Один из гондольеров, в сиреневой майке и пижамных штанах, судя по широко открытому рту, пел. Подозреваю что " Из-за острова..." Но его одинокое пение заглушала мелодия забытого комсомольского шлягера " Наш паровоз вперед лети" в исполнении духового оркестра, доносившаяся вместе с ароматом шашлыка с территории самой крепости.
Желания выяснить по какому поводу народ ликует у меня не возникло. Несколько лет назад потянулась на такие же звуки и запахи и у моста через ров была блокирована биороботом. Под черным фирменным пиджаком что-то потрескивало, а голос и глаза были отлиты из стали: - Нельзя. Частная вечеринка.
Мое взведенное венецианскими гондолами и венценосным фотографом воображение выстрелило картинкой:уставленные тарелками и фужерами саркофаги царей, оборудованная под отдельный кабинет одиночная камера, в которой томилась княжна Тараканова. Давний скандал вокруг эрмитажного сервиза, взятого однофамильцем династии на свадьбу дочери, на этом фоне выглядел детской проказой.Официантка принесла счет. Вместе с чаевыми - 550 р.
У " Пассажа" грустной мордой на лапах лежала лохматая дворняга, рядом на коленях стояла нищенка и протягивала зажатые в кулаке бумажки давешнему гаврошу с непроданным букетом% - Возьми! тебе нужнее.
Гаврош, не обращая внимания на старческую руку с деньгами, рылся в карманах. Я замерла: мальчик, пес, старуха - какое-то далекое воспоминание прошелестело сквознячком по памяти и, не пойманное, исчезло. Ребенок ссыпал добытые монеты в картонку, погладил собаку и нырнул в нарядную вечернюю толпу. Где-то в районе Петропавловки в небе рассыпались звезды фейерверка. Веселье продолжалось.
Конечно, я его догнала. КУпила цветы. Через минуту устыдилась. Догнала снова. Вернула цветы. Сунула еще стольник.
А когда, наревевшись на скамейке у Казанского собора, брела к метро, увидела мальчишку за окнами " Макдональдса". Он ел мороженое. Судя по стаканчикам на подносе, третью порцию. И, улыбнувшись сквозь стекло тому сосредоточенному блаженству, которое не встретишь на лицах у взрослых, утративших дар сиюминутного счастья, я вдруг спомнила: мне девять лет, громадная питерская коммуналка с анфиладой дверных проемов и дворцовой высоты потолками в лепнине. Пергаментная рука с книгой " почитай, деточка" и сразу за обложкой на матовом дагерротипе - мой ровесник из прошлого века, в бархатном костюмчике с отложным белым воротником, с кружевными манжетами, в башмаках с пряжками, обнимает за шею черного ньюфаундленда. Название книги набрано дореволюционным шрифтом - " Маленький лорд Фаунтлерой".

• 
• 
•