Все
Отредактировано:06.06.12 13:55
Когда в больнице скорой помощи провинциального города суровый хирург сообщил, что вместо щиколотки у меня симпатичный коралловый куст и на ближайшие полгода мне некуда больше спешить, я обрадовалась. Наконец-то можно оглядеться, подумать, связать какому-нибудь хорошему человеку свитер, прочесть «Историю государства Российского» Н.В.Карамзина. Ногу я сломала, ударившись о ступеньку. При обычных обстоятельствах такой удар грозил ушибом, много – вывихом. Но на мне были новенькие испанские полусапожки, сжимавшие щиколотку железным обручем.
Кто спросит, какого черта понадобилось их покупать, и, главное, в них втискиваться, тот никогда не был женщиной осенью 1992 года, когда в дефиците было все, кроме надежды. Женщиной, которая умеет мыть голову стиральным порошком, делать бусы из цветных репродукций журнала « Огонек» ( разрезаем на конусные полоски, туго скатываем и покрываем лаком), готовить нарядные бутерброды из пасты «Океан», расчесывать швейной иглой ресницы, склеенные ленинградской тушью. То есть женщиной, полной жизнеутверждающих рецептов посреди разгромленной страны.
Я поделилась своими радужными планами с друзьями, они их полностью одобрили, и в ночном холле травмотделения, куда меня вкатили с просверленной ногой и подвешенной к ней восьмикилограммовой гирей, мы распили по этому поводу коньяк, чудом уцелевший в моей сумочке. Там, среди месива косметики, плавленых сырков, пластиковых стаканчиков, осколков, в ситро « Буратино» размякал плацкартный билет на поезд в Москву. Назавтра меня ждали в столице замуж. Теперь-то я понимаю, что судьба устроила мне эту мелкую аварию, потому что не придумала более надежного способа уберечь от серьезной катастрофы: остановить меня можно было, только обездвижив.
На холле, как на месте парковки, настояла я сама. И не прогадала: больные, в основном, зафиксированы, с вечера до утра никто не мешает оправлять естественные нужды, никто над ухом не храпит, не хрипит, не стенает. Суровый хирург не сопротивлялся, обезоруженный аргументом - « а курить, по-вашему, я буду выходить в коридор вместе с койкой?», и стихами, продекламированными с выражением, когда он буравил своим сверлом мою ступню:
Перебиты, поломаны крылья,
Дикой болью всю душу свело!
Кокаина серебряной пылью
Всю дорогу мою замело.
Особенно, видимо, впечатлили стихи. Когда меня уже выкатывали из операционной, хмурый хирург вдруг сообщил вдогонку, что Андреем его назвали в честь князя Болконского.
Месяц я вела в холле, равнобедренно то оживленном, то безлюдном, насыщанную светскую и творческую жизнь. С приемами, фуршетами, литературными диспутами, медитировала, выслушивала исповеди, истории травм и переломов, часто похожие на сценарий комедии времен немого кино. Например, была одна дама, которая буквально рухнула с дуба. Ревность, как побочный рефлекс основного инстинкта, способна заставить человека проделать смертельные номера! В безмятежном состоянии эта женщина с трудом залезла бы и на табуретку. Но интересным было другое – утратив физическую возможность карабкаться с биноклем на деревья, рыскать по городу, метаться от двери до рассвета, она обрела покой. Муж заваливал ее астрами и антоновкой, вздыхал, держал за руку. Женщина таинственно улыбалась. В общем, оба были довольны.
Наблюдая за ними, за собой и за теми больными, чьи увечья не парализовали их мобильность, я вывела формулу маеты: сила томления равна объему доступного жизненного пространства, разделенному на объем пространства, в котором мы вынуждены торчать в ожидании какого-то события. Поэтому ждать звонка в квартире невыносимей, чем застрявшего поезда на вокзале. А дни в больнице намного мучительней тянуться для тех, кто способен свободно передвигаться, чем для тех, чей объем доступного пространства ограничен объемом собственного тела. А еще вывела формулу счастья, на мой взгляд, очень точную: « счастье – это когда ты сам в состоянии дойти до туалета». В ее справедливости с тех пор убеждаюсь каждый день, и это является для меня неиссякаемым источником жизненного оптимизма.
Мой так и невостребованный жених прислал две поздравительные открытки. На Новый год и на Восьмое марта с подтверждением брачных планов по мере моего выздоровления. Я храню их с благодарностью.
