Савельич засмеялся.
- Не надо меня. - начал, было, старик, но осёкся. Подумав, он вдруг посмотрел мальчонке в глаза и спросил: - А тебе плёнки не жалко?
- Какой плёнки? - не понял его паренёк.
- Фотографической.
Настала очередь Юрика смеяться.
За те пять минут, что мальчишка объяснял, что плёнки никакой не надо, и что любую фотографию мамка отпечатает на принтере, старик почувствовал, что собрался с силами на оставшийся путь. Но прежде чем подняться, он сказал:
- Знаешь что, Юрка. ты приходи к нам через часик. Нас с Анной вместе сфотографируешь, ладно?
- Ладно! - радостно отозвался мальчишка, а Савельич, кряхтя, встал.
Встал, поднял свою тяжёлую и для здорового мужика корзину и пошёл к дому. Но сделав пару шагов, неожиданно для себя обернулся и крикнул вслед убегающему мальчишке:
- Юрка, не забудь: через час!
- Замётано! - донеслось откуда-то с соседней улицы.
- Завертится шельмец., - вздохнул старик и направил свои стопы к дому.
- Вот, Аня, - пробормотал он, с трудом поставив корзину к крыльцу и присаживаясь на ступеньку. - Ещё одну такую, и зимовать будем, как бояре: картоха да грузди... Раз уж не до мяса стало.
.Савельич, проживший всю жизнь в деревне, кроме колбасы, не едал ничего магазинного. А колбаса тогда была только в городе, так что перепадала на крестьянский стол по великим праздникам, вроде приезда гостей. Не потому не ели магазинного, что всё там плохое, а потому, что всегда жил мужик от хозяйства, и особо в еде ему ничего чужого не требовалось. Разве, что соль да перец. Вот так, прожив всю свою жизнь от двора, не мог взять в рот Савельич кусок магазинного мяса. Не брезгует, вроде, но не привык к чужому. А своё содержать, сил уже нет: каждый Божий день до зари подниматься нужно. Это не по грузди сбегать, коли здоровья нашлось с утра...
- И этого, Ваня, хватит с огурцами да помидорками. Уймись лучше, - вздохнула жена, пытаясь поднять корзину.
- Погодь, дурёха! - дёрнулся, было, Савельич, но опять осел на ступеньку. - Говорю же, погодь! - от переживаний в голосе старика сверкнули, было, властные нотки, но также неожиданно уступили место ласке. - Не до груздя сейчас. Пойди, причешись, да надень любимый сарафан.
- Ты чой-то, старый? - по своему, по-афонински, "ойкнула" Анна. - Спятил совсем, коли свататься собрался? Мы с тобой шестьдесят лет, как муж и жена!
- Вот и я о том, - Савельич, не спеша, стал подниматься. - Сфотографироваться надо.
- Чего?
- Сфо-то-гра-фи-ро-вать-ся, гово-рю, надо, - повторил старик, морщась. - Сейчас Юрик прибежит с аппаратом.
- Тебе надо, ты и фотографируйся, - всплеснула руками Анна и гордо ушла в хату.
Даже не взглянув на корзину, Савельич, загодя приняв строгий вид лица, пошёл вслед за женой.
- Ань, ты где? - удивлённо спросил Савельич, войдя в избу. - Ань! - Жены нигде не было.
