Все
Отредактировано:22.03.08 15:00
[FONT=Courier]Что такое – интеллигент?
Чем отличается интеллигент от интеллектуала?
Чем отличается советский (и российский) интеллигент от дореволюционного?
Вот вопросы, которые занимают меня довольно давно, ответы на которые для себя уже, в общем-то, нашла – беда в том, что они не нравятся никому, кроме меня самой, и вызывают у ближних только недоумение.
Есть, конечно, общие места, вроде того, что интеллигент – явление чисто российское, отличающееся от западного интеллектуала и простого «образованца» особенной духовностью, и вообще существо возвышенное, чуждое всякой меркантильности. И «места» эти давно задевали какой-то трудно уловимой фальшью, натыкались на отчетливый внутренний протест.
И однажды вдруг осознала, что лет сто назад никакой особенной разницы между российскими и западными врачами, учителями, учеными не было. Разночинцы, выходцы из низов или мещан получали образование, начинали заниматься деятельностью, чуждой их среде, не требующей больших физических затрат, дающей хороший доход и большой досуг, которые, в свою очередь, позволяли заниматься самосовершенствованием и размышлять о судьбах человечества. Родион Раскольников еще не успел стать интеллигентом, но профессор Преображенский уже вполне им был – и ничем не отличался от своего европейского собрата.
Тут-то и является крамольная мысль: российский (советский) интеллигент – просто бедный (нищий) интеллектуал! И вся особенность этого явления в чудовищном несоответствии внутреннего мира и внешнего убожества. Чисто, но плохо одетый, живущий в тесных пыльных библиотеках, в них же и обедающий на щербатой посуде, сидящий на колченогих стульях и спящий на продавленных диванах – и при этом сохраняющий горделивую осанку: «Я выше таких мелочей!» Бог мой, не выше – просто вне.… Отсюда и эта главная особенность нашего интеллектуала: ему всегда неловко. Он знает, как надо, но не может себе позволить… Он не хочет, чтобы на него слишком обращали внимание, потому что давно утратил простоту неведения и знает цену собственному внешнему виду и образу жизни, но уже ни за что не откажется от привилегий обретенной внутренней свободы ради его изменения. А, может, и интеллигентом стал уже потому, что не имел данных для выбора другого поприща – но неважно…
Иными словами, все более склоняюсь к мысли, что пора уже перестать гордиться своим особенным статусом и можно допустить в сознание некоторое осознания стыдности такого положения. Нет, конечно, хромым быть не стыдно, но совсем другое дело – гордость. Смирение – вот достойная позиция и для интеллигенции…
[/FONT]
