DI, 49 - 6 декабря 2007 12:10

[COLOR=red]Посвящается Гринпису[/COLOR] :((

За спиной неся зеленый ранец через буреломы и дожди, шел по
лесу вегетарианец со значком "Гринписа" на груди. Рис
проросший по пути жевал он, запивая струями дождя, ставил
себе клизмы на привалах, шлаки по системе выводя. Шел вперед
от края и до края, песни пел, молился без конца,
комаров-эндемиков гоняя с доброго усатого лица. И, живя в
гармонии и мире, двигался туда, где видел дым: так как вел
он месяца четыре слежку за геологом одним.

Говоря по-правде, между нами, был геолог этот всех дрянней:
из консервных банок ел руками трупы уничтоженных свиней,
спирт глотал из пластиковой фляги, песни непристойные орал,
мусорил окурками в овраге и месторождения искал. Этому
подонку было надо, чтоб в тайгу бурильщики пришли и достали
всяческого яда из планеты-матушки Земли. Чтоб железный
грейдер раз за разом растоптал листочки, шишки, мох,
кислород сменился смрадным газом и комар-эндемик передох...
Шел геолог по тайге, скотина, в душу ей плевал, как в
унитаз, а ему смотрела строго в спину вегетарианских пара
глаз. Часто думал вегетарианец: погоди, преступник, вот те
хрен! И мигал его зеленый ранец, отправляя сводки в CNN.

Как-то раз геолог с диким смехом вынул из кармана острый нож
и убил тигрицу ради меха - или ради мяса, не поймешь. И ушел
бесчувственный подонок, напрочь позабыв о малыше. Но остался
маленький тигренок с травмою психической в душе. Обреченный
умереть без мамы, он лежал и хныкал, чуть дыша. Вегетарианец
- лучший самый - взять решил с собою малыша. Он не дал
погибнуть организму: рисом он делился с ним как брат,
пробовал поставить даже клизму, но тигренок клизме был не
рад.

К счастью, оказался путь недолог. Подлеца возмездие нашло и
тайгою был убит геолог: шишка кедра весом в пять кило
сорвалась и стукнула всей массой по башке с размаху. Раза
два. Остро пахли спиртом и пластмассой клочья мозгового
вещества. Словно у природы сдали нервы. Бах! В тайге
раздался смертный стон. Облизнулись жужелицы, черви, и пошли
на труп со всех сторон. Выбили таежные синицы подлецу
бесстыжие глаза. Мозг сквозь дырку выпила куница. Обкусала
ухо стрекоза. И четыре волка ближе к ночи раскатали кости
между ям. Кое-что на них оставив, впрочем, поглодать
голодным муравьям. А когда останки скрыла хвоя и в тайге
опять настала тишь, из кустов ближайших вышли двое:
вегетарианец и малыш. Ранец пискнул и прямой наводкой через
спутник, что вверху повис, весть благую с качественной
фоткой передал торжественно в "Гринпис".

С чистою душою, без заботы двинулись домой три пары ног: это
шли сквозь чащи и болота вегетарианец и зверек. Вскоре
показались рельсы БАМа и далекий путь в Москву, назад.
Где-то там ждала старушка-мама - в коммуналке, с окнами на
МКАД. В пять часов утра явился к маме с маленьким
тигреночком у ног пахнущий тайгой и комарами
сорокадвухлетненький сынок.



В коммуналке, за сортиром прямо, в комнатке с плакатами
"Гринпис", с человеком и старушкой-мамой жил тигренок,
поедая рис. Запивал его водой из крана и взрослел, нагуливал
бока, с помощью клопов и тараканов восполняя дефицит белка.
Лишь глубокой ночью ближе к часу, глядя из окошка с высоты,
всей душой желал он скушать мяса. Всей душой ребенка-сироты.
Что ни говори, такую травму пережить способен мало кто. Вы
представьте, если б вашу маму покромсал геолог на пальто?

А за дверью от сортира справа жил сосед - поганый человек.
Тунеядец, пьющий на халяву, алкоголик, хам и бывший зэк. С
ног до головы в наколках черных. Все при нем боялись рот
открыть. Забывал он свет гасить в уборной, мусор не трудился
выносить. Пол не мыл по графику в квартире, не платил за
общий телефон. А еще любил курить в сортире и плевать любил
с балкона он. Мир не видел большего подонка, по району даже
слух ходил: от него ушла жена с ребенком - он догнал ее и
задушил. И тигренку иногда до боли он напоминал того, в
тайге, - с бородой, пропахшей алкоголем, с маминою шкуркою в
руке... И когда однажды - злой, недобрый - он домой ввалился
пьяный в слизь, пнул тигренка сапогом под ребра и унизил
фразой "киса, брысь"... То случилось всё само собою, не
успел раздаться даже крик: все татуировки как обои ободрал
тигренок в тот же миг. Пальцы на руках с наколкой
"коля"... Жесткая небритая щека... Косточки со вкусом
алкоголя... Легкие со вкусом табака...

Из-под двери комнаты налево день за днем тянулся странный
дым. Жил там безработный парень Сева с другом - несомненно
голубым. Волосы немытые, сережки, кольца и булавки на брови,
кактус запрещенный на окошке, психотомиметики в крови. Жили
плохо - ни любви ни дружбы, запершись от всех в углу своем:
просто было от военной службы им косить удобнее вдвоем.
Крики, сцены ревности и ссоры, а под вечер - брали шприц
большой и кололи в вену мухоморы, и глотали марки с анашой.
Рев колонок, крик Кобейна Курта, звон шприцов и хруст
колимых вен - затихало это лишь под утро, не смотря на стук
из разных стен. Просыпались наглецы к обеду, шли на кухню
словно дурачки, рвали на страницы Кастанеду и вертели тут же
косячки. В теплую погоду, даже летом, не могли квартирные
жильцы босиком пройтись до туалета - натыкались пятки на
шприцы. Даром мать эколога, старушка, завуч школы, ветеран
труда, умоляла их не брать из кружки челюсти вставные
никогда. Нет, куда там! Челюсти соседки каждый день они из
кружки - хвать! И давай толочь свои таблетки чтоб в садах и
школах продавать! Но однажды ночью на приходе оба подлеца
исчезли вдруг. Так и не поняв, что происходит. Думая, что
это страшный глюк.

А тигренку вскоре стало худо. И примерно через полчаса
чертики полезли отовсюду, в голове возникли голоса, на полу
открылись люки, ямы, потолок стремительно

• 
• 
•