Отредактировано:29.07.09 16:51
Я прошу прощения у своих друзей и подписчиков, что с четверга почти не присутствовала на сайте. Причина? Мне никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось общаться… На жизненно-важные сообщения я отвечала, но очень скупо, не так, как обычно. .. А дело вот в чем… Со среды на четверг умер наш старенький сосед, Анатолий Михайлович. На 92-ом году жизни. Я много писала про этих старых людей. Татьяна Николаевна четвертый год лежит, так и не оправившись от перелома шейки бедра, Анатолий Михайлович ухаживал за супругой, пока у него были силы, хотя самому старику нужен уже был уход. Я стирала им, гладила белье, мыла полы в их однокомнатной квартирке. Мой отец и мой супруг много раз поднимали упавшего в квартире старика, вызывали «Скорую», возили в больницу. За последние три года, когда старик ослаб окончательно, нас посещали и милиция, и МЧС, и постоянные врачи почти всех профилей. Год назад объявились «наследники», внучка Анатолия Михайловича. Слово «наследники» придумала я, и оно прочно приросло к хитрой парочке, появившейся на «финишной прямой» стариков. Только тогда, когда Татьяна Николаевна переписала завещание на них, от них появился какой-то толк. Но сам Анатолий Михайлович спокойно пожил всего-то четыре месяца. Не мне осуждать…
Я хочу сейчас написать несколько другое. Пока в голове еще ничего не уложилось, разум отказывается понимать случившееся, а, может быть, от переизбытка кошмарных эмоций , мозг пытается защитить сам себя, день изо дня подкидывая мне приемлимую «сказку». Не знаю, я не врач.
Агония старика началась почти в полночь среды. Перепуганная насмерть сиделка Маша позвонила нам. Мы прибежали сразу, я, по-моему, даже в ночном пеньюаре. Никогда не забуду старичка, задыхающегося на постели и кричащего (если это можно только назвать криком): «Мне больно, больно!» Начался отек легких, необратимый процесс. Маша не могла вызвать «Скорую» по одной простой причине: очень милая и добрая таджичка плохо говорит по-русски, а тут … переживая и плача… тем более. Дальше – «Скорая», реанимация-поддержка, окончательный приговор, что жить старику осталось не больше трех часов, три тысячи рублей за укол «Морфия», чтобы как-то облегчить конец… У отца прихватило сердце, муж ушел с ним, а я … я осталась. Анатолий Михайлович спал, Маша свернулась как-то по-кошачьи в кресле и всхлипывала, а я курила и понимала – ВСЕ. Это ВСЕ, не будет дальше ничего, конец!! Почему-то вспомнила, сколько раз злилась на Анатолия Михайловича, злилась и тут же бежала ему за пивом, вспомнила, как перестилала ему постель, когда он упал в последний раз, как показывала фотографии своего рысака и с каким знанием предмета старик восхищался Голливудом… Потом почему-то вспомнила, что Анатолий Михайлович дружил с нашим Семой, и наш дикарь позволял старику себя гладить… А потом мне вдруг показалось, что я мою полы, точнее, паркетный пол… Толчок в плечо, я открыла глаза… Старик не дышал. Надо мной стоял Михаил. «Едут наследники, еле-еле дозвонился. Вызывай «Скорую» на констатацию смерти, я позвоню в милицию» - «А отец наш?» - «Спит» - «Деда закрыть надо…» - «Не трогай здесь ничего, нас еще позовут сто раз». Маша спала. Ей проще: само ее горе дало ей утешение во сне. Я подошла к кровати. Странно, но Анатолий Михайлович выглядел таким умиротворенным, спокойным. Даже морщины разгладились. И все-таки что-то неправильное было в том, что я видела, дикое и нелепое… Еще вчера старик пел песни, даже лежа на кровати, а сейчас я смотрю на него и понимаю, что он уже никогда не встанет, не заговорит… Ни-ко-гда.
Потом была последняя «Скорая», участковый, мой паспорт и паспорт мужа, я ставила какие-то подписи. Под чем? Не знаю, я даже не читала. Плач Юли, внучки. Слишком поздний, чтобы быть естественным. ..
Логический конец.
