Ей никогда не нравилось жить. Не нравилось – и все тут. А теперь вдруг стало казаться, что солнце по утрам как будто ярче, а небо голубее и чище…
«Ты влюбилась?» - знакомые пристально смотрели на неё – исхудавшую, но с горящими, мечтательными глазами. Она, ничуть не смущаясь, кивала и прятала ото всех неприлично счастливое лицо. Теперь она всегда бежала домой пораньше. Ей делали замечания, её грозили отчислить… А она упорно сбегала с лекций. Дома её ждал он – и это было так невероятно и прекрасно, что она каждый раз замирала, стоя с ключом в руках возле собственной двери, и плакала от неизбывного счастья.
Дальше? Дальше она заходила в квартиру, скидывала свое тонкое продувное пальтишко и бежала на кухню. Тонким пальчиком, привычным движением она жала на кнопочку «Play» и обессилено опиралась на стол. Это было тяжело – несколько часов без него. Это было невыносимо. А потом она сидела, пила горячий кофе без сахара (кажется, больше ничего она теперь и не употребляла…). Почему без сахара? Потому что он не любил сладкое. Да и она могла вполне сносно существовать без мороженого и шоколада.
Когда её губы касались края фарфоровой чашки, ей казалось, что это вовсе не кофе, а его губы так обжигают. Вот так и получалось – тело пило не очень вкусный напиток, а душа… А душа парила где-то на границе миров. Там, где таял его голос и рождались хрупкие раскаленные звезды.
- Как бы тебе не опалили крылышки! – язвительно сказала однажды ей одна псевдоподруга. - Дожила до фанатизма!
- Ты ничего не понимаешь… - она склонила голову, глядя на свои разношенные тапочки-собачки. – И никогда ничего не поймешь…
Псевдоподруга фыркала, натягивала дорогущие кожаные сапоги и уходила, оставляя в её квартире душный, тяжелый запах духов “Poison”. Ей было так плохо в облаке этого аромата, что она распахивала все окна настежь и садилась на широкий подоконник, невольно закуривала. Иногда сигарета выпадала из дрожащих пальцев, и тогда она наблюдала, как огонек летит в темноту мокрых веток.
Ей хотелось иногда вот так же, такой же сигаретой упасть в какое-нибудь забытье. Но такие мысли тут же растворялись – она была счастлива, и потому грустные мысли не имели права на существование. Никто не понимал её счастья – а она могла, стоя с утра у окна и глядя на рассвет, расплакаться все от того же счастья. Ей было немыслимо хорошо знать, что её любимый человек существует, любит, что у него четверо детей… «Мы дышим с ним одним воздухом», - этой мысли ей хватало на то, чтобы появилось дикое желание жить. Правда, жить ей хотелось только им…
Нет, конечно, у неё была мечта, и цель тоже была, но без него это оказалось таким мелким и несущественным, что она перестала мечтать и ставить цели. Она могла бы связать все это с ним… Но, как женщина, она понимала – сложно не строить планов, но так нужно. Иначе жизнь сильно ударит.
Ей никогда не нравилось жить. Не нравилось – и все тут. А теперь вдруг стало казаться, что солнце по утрам как будто ярче, а небо голубее и чище…
- А вот и твой кофе! – он подошел к ней и поставил на столик чашку кофе и блюдце с круассанами. За окном рождался новый день, а в номере дорогой гостиницы ощутимо пахло розами, букет которых лежал рядом с ней, на подушке.
Пахло розами, а вовсе не приторным и тяжелым “Poison”…
- Спасибо, - улыбнулась она и коснулась губами чашки.
