Вот раскину градусную сетку -
Восемь параллелей да меридиан.
Вот пойду пощупаю соседку.
Вот налью себе еще стакан.
Красного себе запарю чаю.
А кота в борхезе утоплю.
Ничего тебе не отвечаю.
Значит, бля, надеюсь и люблю.
(С)
в моей памяти нет места мужской немощи
я её никогда не видел
мои близкие мужчины все уходили из жизни
спокойно, с достоинством
собравшись, как на войну
тихо, без свар и скандалов
застёгнутыми на все пуговицы
серьезно и с уважением
к будущему процессу своего умирания
поэтому сейчас, я всё чаще вглядываюсь в лица
своих сверстников
ведь больше половины уже прожито
и надо быть готовым
ведь уже можно
неожиданно, целясь в услужливо открытую водителем дверь
запросто рухнуть возле машины
выронив из рук только что бубнящую о чём-то мобилку
или ночью проснуться
оттого, что вдруг воздуха в груди не хватает
шаря о холодный шёлк простыни рукой
слева-справа – рядом,
пытаясь нащупать чьего-то привычного тепла
родного, почти материнского
привыкли мальчики, что кто-то за ними ухаживает,
обед подаёт, чистит штиблеты,
манжеты гладит и цыпки на пальцах выводит,
привыкли бегать до полуночи
и книжки читать до утра,
молоком пропахшие мамины детки,
на лыжах зимою с горы,
горячим чаем утром обжигаться,
быть уверенными в своей исключительной
необходимости существования
основой для чьей-то любви
а ныне – ничьи стали,
и не в кого ласковой дворняжкой уткнуться,
не к кому набегавшись прижаться.
от этого - только обида и желчь
и ещё всё более
проступает бабья склочность
в стати, в характере, в голосе,
всё время переходящим на матерный визг.
грязная майка из-под расстегнувшейся рубашки
выглядывает, то слёзы вдруг наворачиваются,
не к месту, ни с того и ни с сего
то боль тупая схватывает сердце
и отзывается где-то под лопаткой,
так что не выдохнуть.
а когда вдруг случится такое,
что вот надо бы удивиться, растрогаться и …
смотрят с хитрым прищуром, и никак
не выжать слёз мутными глазами,
бельмами равнодушия,
как у варёных рыб
по сторонам поглядывают,
петушатся, кичатся, красуются и поругивают,
мальчики бывшие,
свои волосы жидкие нервно поглаживают.
мужицкого будто и не было в них никогда,
так - вольнодумие вялое, наркотики,
пьянство и диссидентщина,
глаз чистота, животы мускулистые, пах кучерявый,
куда всё это разом исчезло?
откуда, из какого закутка души
выползла и осталась в вас
эта старая баба,
рассеянная, злословящая, едва ли не плачущая
вдруг от обиды,
недобрые,неухоженные
носками свежести недельной
в дальний угол брошенные
с часто не застёгнутой ширинкою
а на трусах латка чёрными нитками
по цветному через край
они этого не замечают и морщатся
на осторожные замечания,
будто что-то другое им уже видится.
если раньше между ног все время зудело и набухало,
то теперь лишь «сыскать поссать» какой-то остался,
недоразумение.
былого осталась лишь любовь к сквернословию и озлобленность.
опухшие и короткие
сладострастные тогда-раньше пальцы,
щёлкают хандрозными суставами
с полосками грязи под жолтыми ногтями
словно бабы беременные с оплывшими животами
в тряпках засаленных, сварливые уроды
в бейсболках, словно в чепцах,
в кофтах растянутых и туфлях растоптанных,
и в гробу вы будете тяжелые, неподъёмные
тоскливые и несчастные,
и носки у вас будут такие же грязные и нештопанные.
мальчики, мальчики, мальчики…
помню как ваши волосы-непрочёсы
ветер трепал,
как учились танцевать на пальцах легко,
чтобы стать выше - до потолка неба
и раз, и два, и три, и четыыыррре
как крыльями лопатки
еще проступали у вас под майками застиранными…
Господи, не забирай памяти
о бездумной, отчаянной, вертлявой,
юности нашей, пока ещё живой
ведь и сам я такой же
сутулый недоросль,
испуганно лежащий в траве
с женщиной первой
на пиджаке, суетливо постеленном…
мальчики...пока помним, пока хотим обратно
мальчики... пока ждём и верим…
что вдруг опять
случится...любовь.
