[B][COLOR=blue]Грустная...[/COLOR][/B]
Её телефон он никогда не записывал. Номер был прост и строг, как арифметический ряд.
Он часто набирал этот номер - и утром, и днём, и вечером, иногда даже по ночам. Он звонил, чтобы услышать её голос и просто поболтать или договориться о встрече.
Они встречались у неё. Подолгу сидели на кухне, смотрели на проходившие за окном электрички, говорили о всякой всячине или молчали. Он никогда не спрашивал о её прошлом. Ему казалось, что что-то может сломаться, измениться. Потом понял, что боялся ревности. Однажды он поинтересовался её отношением к замужеству. Она ответила, что у неё был плохой опыт. Больше ничего не добавила и не пояснила.
Она угощала матушкиными разносолами и ароматнейшей рябиновой водкой. Он часто просил её поделиться секретом приготовления напитка, и она рассказывала. Он понимающе кивал и через неделю-другую просил открыть кулинарную тайну. Она улыбалась и повторяла нехитрый рецепт.
Она любила наблюдать, как он ест, и расспрашивать его о работе в операционной. Она не скрывала, что ей нравились медицинские байки. Потом, потом они перебирались в комнату…
Иногда она отвечала на его телефонные звонки односложно, и тогда он понимал, что дома ещё кто-то есть. Вернее, не кто-то, а пришли навестить родители. Один или второй. Они никогда не приходили вместе, потому что были в разводе.
Предложение, да, в общем-то, какое там предложение - по сути приказ, о поездке в африканскую тьмутаракань для оказания всяческой помощи тамошним специалистам, в кавычках, было сделано совершенно неожиданно. Аргументов о необходимости командировки было такое множество, что пришлось согласиться на полугодовую тропическую экзотику.
Перед отъездом они устроили маленький пир с пеной шампанского и кучей гастрономических изысков.
Она много смеялась и просила не разменивать её на шоколадных туземок. Он обещал держаться до последнего и, если уж сдаться на милость победительнице, то только королевских кровей, в крайнем случае, внебрачной дочери вождя.
Он уходил от неё ранним солнечным утром. Ещё не проснувшийся двор и, казалось, весь город был наполнен щемящее сладким ароматом цветущей сирени.
Перед поворотом он остановился, оглянулся и увидел в окне её силуэт.
Среди саванно-джунглевой экзотики ему пришлось пробыть в два с половиной раза дольше: государственный переворот, межплеменная война, партизаны, потом какая-то тропическая зараза. Нормальная жизнь, Питер, они, казалось, навсегда остались в прошлом, невозвратном прошлом…
Он позвонил ей в первый же день возвращения прямо из Шереметьева. Но трубку никто не снял. Позвонил на работу, но там ответили, что она уволилась.
Вместе с товарищем по африканским мытарствам они поехали в какую-то разудалую компанию. В перерыве между тостами он вышел в кухню и опять набрал незабываемый арифметический ряд цифр. И трубку сняли. Властно-требовательный мужской голос произнёс: "Алло, вас внимательно слушают". Решил, что ошибся. Перезвонил. Тот же голос с тем же предложением. Сглотнув, попросил позвать её. Голос поинтересовался, не Николай ли он и, не дожидаясь ответа, проговорил: "Она просила передать, что будет ждать у ЗАГСа ровно в десять".
Он хотел рвануть на вокзал, на любой поезд, за любые деньги. Но ему не дали. А потом рядом оказалась смешливая и курносая.
… Она долго ждала от него хоть какой-нибудь весточки. Потом в газетах и по телевидению прошла информация, что там, в саванно-джунглевой стране, произошёл переворот, началась война, и много российских специалистов пропало без вести или погибло.
Однажды ей показалось, что она увидела его в машине, остановившейся на перекрёстке, и он даже посмотрел на неё и тут же отвернулся к водителю.
А потом к ней переехал отец. Сказал, что не надолго, пока угомонятся страсти с его новой женой. Но страсти почему-то долго не угоманивались. Потом она была вынуждена поменять работу, начались сокращения, и всем старинным приятельницам, которые хотели повидаться с ней, говорила, что ориентир её новой службы - ЗАГС. И все по этому поводу усмехались или ухмылялись.
После первого полугода она часто подходила к окну на кухне и смотрела во двор. Она представляла его идущим по снегу. Весёлого и загорелого. Потом представляла прыгающим через разливы весенней слякоти. Потом пришло и ушло время цветения сирени.
В сентябре позвонил кто-то из институтских однокашников и спросил, как она относится к организации сходки по поводу маленького юбилея со дня одипломирования. Она ответила, что положительно. Тогда ей сказали, что будет звонить некий Николай, чей-то водитель, и пусть она объяснит, как за ней заехать.
После встречи, сумбурной, суетливой, шумной, ей захотелось, как-то особенно захотелось тишины и покоя.
