iva@, 44 - 19 августа 2010 11:30

Мой друг, мой бог

- За упокой того, кто когда-то придумал правду! – звон бокала о камень стекла.
- С этим, конечно, долго не живут… - джин-тоник с лимоном – редкая гадость.
- Но все же ты продержался столько, чтобы ее запомнили – второй, третий глоток.
- Полюбили, размечтались и испугались…, мой друг.

Когда небо было как ртуть, а земля, словно олово с прожилками речного серебра – было просто все знать. Сейчас я кутаюсь в клетчатый плед, а тогда ты дрейфовал в синем озоне – в этом
вся разница. Потому что тепло разрушает тебя, делает оседлым и боязливым. И будь проклят тот день, когда мы позвали солнце. Ведь до этого в твоей жизни была только луна, да?

- За упокой того, кто сказал правду – треск крошащегося стекла.
- Она, она – не приспособлена для теплых… – из ладони проглядывает кровь.
- Но все же ты научил ее слушать среди несчетного множества «возможно» и «может быть», - кап-кап несмелым ритмом.
- Полюбили, размечтались и испугались…, мой друг.

Ведь за все приходится платить. Особенно за то, чего хочешь. Мне не хотелось брать. Но ты решил отдать эту чертову честность, которая сквозняком по венам так напоминает об ушедшем, что хоть вой… Волчицей на луну, наедине с пролитой в темноту историей. Давай я тебе ее расскажу, ладно?

Нервно поскуливали колеса, матерно рычал мотор. Что ж ты делаешь, дура? Ладно я, старичок, но тебе-то зачем умирать? Мазда хорошая машина, особенно для ламеров вроде меня – слушается, не перечит и до последнего момента создает видимость защищенности.

Чем выше скорость, тем тоньше дорога. Кажется, можно проскальзывать снова и снова…

По крымскому серпантину проскальзывать особенно хорошо. Потому что близость пропасти с оскалом моря ударяет тебе в голову, да так сладко, что... Я бегу. Придуманная реальность трещит по швам. Мне просто нужно ее не слышать, просто успеть исчезнуть до того, как… Вороны и чайки вздымают облако пыли. Черное и белое крыло – всю жизнь задавалась вопросом, где что? Так и не нашла.

Вчера в клетчатой комнате. Четыре стены. Два потолка – один его, другой мой. Тапочки и мысли врозь.

- Скажи честно – и зачем я начала? - ты ее любишь?
- Да.
- А как же я?
- Да нет тебя. В моей жизни – совсем нет.
- И давно?
- Не знаю…

Так было всегда. И в недосказанность можно было впрыснуть то, что тебе по нраву.
Наркотик действовал почти сразу, и на какое-то время снова становилось легко.
Все замешано на любви. Любовь замешана на лжи. Но только если мы на это согласны.
Одна из птиц отделилась от стаи. Ворона, ну кого еще можно было ожидать? Развернутым хлыстом она полетела ко мне. Виски сдавило от ужаса – ее, моего? — но нога сама собой нашла тормоз.

- За упокой… - нет, не умерла, там, за следующим поворотом, там, где тонкая вена дороги
обрывалась совсем.
Лязгнул мотор, окончательно сдались колеса. Остановка. Сердце колотится со скоростью взмаха крыла.
Когда-то ты подарил миру правду, которая теперь проглядывает на меня изо всех щелей.
Я боюсь, а она наступает. Я зажмуриваюсь, но она шепчет на ухо. Я засыпаю, но ей это только на руку. Я могла бы разбиться о камни – но это ни сколько не укротило бы ее торжество, потому что правда сама по себе.

Когда небо было как ртуть, а земля, словно олово с прожилками речного серебра – было просто все знать. Сейчас я кутаюсь в клетчатый плед, а тогда ты дрейфовал в синем озоне – и в
этом вся разница. И хоть наши пути разошлись, нас по-прежнему тянет друг к другу.

Звон бокала о камень стекла – мой бог, теперь я пью за здравие тебя.

• 
• 
•